Теория кризиса. М.Хазин.

Сегодня только ленивый не говорит о мировом экономическом кризисе, однако как только дело доходит до внятного объяснения его причин, прогнозов его течения и тем более его итогах, начинается существенная невнятица.

В июле этого года в итальянском городе Модена в рамках постоянно действующего Международного экономического форума «Диалог Запад—Восток: интеграция и развитие» состоялась конференция по проблемам глобализации и мирового финансового кризиса. По итогам работы этой конференции была принята совместная «Моденская декларация» (см. «Профиль», №28, с. 21 — 22). Предлагаемый ниже материал — доклад, прозвучавший на этой конференции.

Статистические графики, прилагаемые к настоящему докладу, взяты автором из еженедельных обзоров мировых рынков, принадлежащих аналитику компании «AйТи-Инвест» Сергею Альбертовичу Егишянцу, которому автор выражает искреннюю благодарность за полезные обсуждения в процессе подготовки доклада.

Труд и капитал

Теория кризиса основывается на двух основных положениях. Первое из них было тщательно разработано политэкономией XIX века в рамках развития трудовой теории стоимости и состоит в том, что продукт труда распределяется между двумя факторами производства — трудом и капиталом — неравномерно. Капитал в соответствии с базовыми принципами капитализма рассматривает продукт труда как свою частную собственность, и как следствие владельцы труда не получают за него необходимого возмещения. Таким образом, имманентной, неотделимой проблемой капитализма является постоянное ускоренное приращение капитала.

Проблема, в частности, в том, что капитал существует не столько в денежной форме, сколько в форме активов. А стоимость актива определяется желанием рынка его приобрести, что, если идти по цепочке покупок, рано или поздно упирается в конечный спрос, то есть спрос или государства, или потребителей. Но последние выступают непосредственно в рамках производственных отношений со стороны труда, а спрос государства также существенно зависит от возможностей потребителей. Таким образом, рост спроса при капитализме неминуемо отстает от роста капитала, что, если не принять специальных мер, обесценивает его, как непосредственно, в виде товаров, так и опосредованно, из-за снижения его эффективности. Последнее вызвано тем, что уменьшение объема прироста спроса по отношению к приросту капитала ведет к уменьшению объема прибыли на каждую единицу нового капитала. Иллюстрацию этого тезиса (именно иллюстрацию, доказательство было дано еще в XIX веке) можно посмотреть на рис. 1.

Решение этой проблемы для капитала принципиально важно и осуществлялось за всю историю человечества тремя основными способами. Первый возник в период классического капитализма, в котором регулярно проходили кризисы перепроизводства, обеспечивающие перераспределение активов и «сжигание» избыточного капитала. Этот способ работал эффективно, но по мере развития мировой экономики кризисы становились все сильнее и сильнее, так что нужно было искать что-то новое. 

Вторым способом стал вывоз капитала на еще не освоенные территории — соответствующая политика получила в конце XIX века название империализма. Этот способ неминуемо вызвал острую конкуренцию не только за рынки сбыта товаров, но и за рынки вывоза капитала и завершился сначала Первой, а потом и Второй мировыми войнами. Поскольку после появления СССР, а потом и мировой системы социализма появилась системная угроза самому существованию капиталистической системы, ей потребовалась значительно более согласованная политика. В результате в 1944 году вывоз капитала был институциализирован в рамках Бреттон-Вудских соглашений, следствием чего стало создание как институтов, регулирующих этот процесс (ГАТТ, ныне ВТО, МВФ, Мировой банк), так и системы регулирования мировых финансов на базе американского доллара, привязанного к золоту и контролируемого, соответственно, Федеральной резервной системой США.

Мировое разделение труда

Вторым базовым элементом нашей теории стала роль мирового разделения труда, которое играет принципиальную роль в рамках той модели (парадигмы) научно-технического прогресса (НТП), которая сформировалась в конце XVIII — начале XIX века и сегодня распространилась на весь мир. Принципиальной особенностью этой модели является то, что очередной виток НТП неминуемо сопровождается углублением процессов разделения труда, а они, в свою очередь, требуют увеличения объемов рынков сбыта. Как следствие движение любой страны на пути научно-технического развития в последние 250 лет требовало расширения рынков сбыта своей продукции, то есть, как мы понимаем, рынков, которые бы она контролировала.
Соответственно, количество технологически независимых государств в мире последние два века все время сокращалось. В Европе еще в середине XIX века речь шла о десятке реально независимых (то есть имеющих возможность самостоятельно развивать полный спектр технологического, в том числе военного, производства) государств, к началу ХХ века их осталось от силы пять (Российская империя, Германия, Австро-Венгрия, Франция и Великобритания), в середине ХХ века уже не только в Европе, но во всем мире было только два реально независимых государства — СССР и США.
Отметим, хотя политические и социальные модели государства в СССР и США были принципиально разными, но вот процессы НТП протекали там практически параллельно, что дополнительно подтверждает: модели развития научно-технического прогресса были у них одинаковые. И та, и другая страна опирались на необходимость окупить очередной виток НТП за счет расширения рынков сбыта, хотя технология использования рынков (то есть окупаемости) была у них различной. Но суть процесса, финансирование НТП, за счет нагрузки на потребителей (в США) или централизованного перераспределения общественных фондов (в СССР) от этого не менялась.
Поскольку процессы развития науки и техники продолжались, эти два мировых лидера должны были уже к последней четверти предыдущего века столкнуться с проблемами финансирования следующего этапа научно-технического прогресса.

Кризис 70-х годов и «рейганомика»

Кризис капитализма 70-х годов прошлого века был вызван с точки зрения приведенных выше соображений сразу двумя причинами. Во-первых, к этому времени вновь возникла проблема утилизации избыточного капитала в связи с исчерпанием регионов для вывоза капитала. Во-вторых, прекращение роста рынков сбыта резко усложнило процессы развития НТП. Допускать острые кризисы перепроизводства или войны в условиях существования мировой системы социализма было нельзя категорически, и эффективность капитала стала снижаться. Это сразу же отразилось на потребителях, что хорошо видно на рис. 2, где показана средняя заработная плата в США с 1950 года. Отметим, данные последних 10 лет нужно оценивать достаточно критично, с учетом того, что официальные показатели инфляции в США стали все более и более занижаться по сравнению с реальностью.
Как следствие начался серьезный кризис, который носил не локальный, а общесистемный характер. В 1971 году США объявили дефолт по доллару, отвязав его от золота, в 1973 году начался нефтяной кризис. В СССР проходили аналогичные по содержанию процессы (получившие позднее наименование «застоя»), причем выход из положения обе стороны должны были искать именно в рамках решения задачи повышения эффективности капитала, обеспечивающего следующий виток НТП. В Советском Союзе соответствующая задача так и не была решена, что и привело к известным результатам.

Важнейшей чертой этого кризиса в рамках капитализма было одновременное наличие депрессии (то есть падения производства) и высокой инфляции (так называемой стагфляции) — сочетание, которого никак не могло быть в рамках классической капиталистической экономики (рис. 3). Связано это было с тем, что США обязаны были продолжать гонку НТП с социалистической системой и любой ценой финансировать инновационные процессы.
Решение задачи было найдено в конце 70-х годов и связано с именами тогдашнего руководителя ФРС, Пола Уолкера, и группы советников президента США Дж. Картера. Состояло оно в парадоксальном выводе: не уменьшать денежную накачку за счет эмиссионных долларов, а наоборот, увеличить ее! Только направить не на поддержку капитала (ради чего, собственно, и был создан в США в 1913 году частный центральный банк — Федеральная резервная система), а на прямое стимулирование конечного спроса, как государственного, так и частного. С точки зрения описанных выше механизмов разделения труда это решение можно описать так: если невозможно расширить рынки сбыта, нужно увеличить эффективность потребления каждого участника доступных рынков.
Реализация этого плана, безусловно, позволила бы дать ресурс на очередной виток НТП, но при этом нужно было решить несколько сопутствующих задач. Во-первых, существенно сократить инфляцию в секторе потребления, поскольку в противном случае особого его роста в сопоставимых величинах просто бы не было: рост потребительских расходов за счет кредитных ресурсов компенсировался бы ростом цен.
Во-вторых, необходимо было обеспечить направление расходов потребителей в сторону высокотехнологических отраслей, поскольку именно их развитие было необходимо для борьбы с СССР.
В-третьих, поскольку избыточная ликвидность все-таки попадала бы на рынки (пусть и не на потребительские), необходимо было обеспечить механизм стимулирования инвестиционного процесса, понимая здесь под этим словом его первоначальное значение, то есть увеличение основных средств производственных компаний. Иными словами, чтобы деньги потребителей, во всяком случае в значительной их части, шли все-таки на развитие, а не на финансовые спекуляции.
И три эти задачи были решены. Инфляцию побороли за счет уникального в истории повышения стоимости кредита. Учетную ставку подняли почти до 20% (рис. 4), что принципиально изменило экономическую ситуацию в стране, а заодно укрепило позиции доллара на мировой арене, сильно ослабленные после дефолта 1971 года. При этом избыточную ликвидность стали «утилизировать» за счет раздувания финансовых пузырей, то есть резкого увеличения доли финансовых активов в общем их объеме. По этой причине доля прибыли американских корпораций, полученной за счет финансового сектора, стала с 80-х годов прошлого века резко расти (рис. 5).
Именно по этой причине «рейганомика» привела к существенной трансформации мировой системы капитализма, переходу его в третью стадию после классического периода и империализма — стадию финансового капитализма. Но, как понятно, увеличение доли финансовых активов неминуемо требовало увеличения кредитного мультипликатора, то есть отношения широкой денежной массы, для США — М3, к узкой денежной массе, наличным деньгам, агрегату М1. Соответствующий процесс хорошо виден на рис. 6. Обращаем внимание на графике на спад в 90-е годы, связанный с «освоением» ресурсов, поступающих в основном с территории бывшего СССР.
Отметим, соответствующие «пузыри» регулярно лопались (фондовый рынок в 1987 году, рынок дот-комов в 2000 году), однако до некоторого момента этот процесс находился под контролем, в частности инфляция в товарной части потребительского сектора росла относительно слабо.
Направление расходов потребителей обеспечили массированной пропагандой, создав условия для невиданного взлета тех секторов экономики, которые были связаны с информационными технологиями с начала 80-х годов. Кроме того, дополнительные ресурсы на покупку высокотехнологических товаров отечественного производства были получены за счет вывоза производства товаров народного потребления в страны третьего мира, в первую очередь в Китай и другие страны ЮВА.
Что касается третьей задачи, то ее решили как раз вследствие того, что в начале 90-х годов учетная ставка была загнана на недосягаемую высоту. Как хорошо видно на рис. 4, с начала 80-х ставка постепенно опускалась, денежная политика смягчалась, что стимулировало предложение кредита. Это также облегчало увеличение денежного мультипликатора, что обеспечивало использование финансового сектора экономики в качестве «губки», которая аккумулировала избыточную ликвидность, не пуская ее в потребительский сектор.
Таким образом, в среднесрочном периоде необходимые задачи были решены. Разумеется, на долгосрочном интервале проблемы гипертрофированного роста финансового сектора должны были сказаться (что мы и видим сегодня), но на тот момент проблемы, стоящие перед капитализмом, были решены, и даже произошло разрушение мировой системы социализма. Если бы ресурсы, которые были «выкачаны» с ее территории, были бы направлены на погашение созданных в рамках «рейганомики» долгов, то не исключено, что негативные ее последствия были бы компенсированы. Но сама система получения доходов от эмиссии крупнейшими банками была настолько им симпатична, а роль их в государственной политике была настолько велика (напомним, традиционно позиции секретаря Казначейства, то есть министра финансов, и главных советников Белого дома в США занимают как раз представители банковского сообщества, не говоря уже о руководстве ФРС), что отказаться от нее не хватило сил.

Последствия «финансового» капитализма

Главным последствием внедрения этой системы стало то, что на протяжении нескольких десятилетий американская экономика существовала в условиях постоянно завышенного спроса. Который не мог не создать под себя соответствующую систему производства запрашиваемых потребителем благ, как материальных, так и услуг. В 2001 году автор настоящего доклада провел расчет американской экономики по данным межотраслевого баланса за 1998 год, целью которого было найти сектора американской экономики, получающие «дополнительный», то есть не имеющий источника в рамках межотраслевого кругооборота ресурсов, источник. Было обнаружено, что сектор «новой» экономики, в который были включены отрасли, связанные с информационной экономикой, а также оптовая и розничная торговля, занимая примерно 25% экономики США по потребляемым ресурсам, «выдает» обратно в экономику всего около 15% (рис. 7).
Понятно, что структура экономики США с тех пор не могла не измениться, однако общая проблема перекоса осталась: значительная часть экономики США существует лишь постольку, поскольку есть внеэкономическое, эмиссионное стимулирование спроса. Увидеть его можно на многих показателях, например на рис. 8.
Как хорошо видно, ситуация в американской экономике стала разительно меняться именно в начале 80-х годов прошлого века. Но главным показателем структурного кризиса экономики США является следующий график (рис. 9).
В любой нормальной экономике финансовые показатели должны расти одинаково, что и наблюдалось в экономике США до начала 80-х годов. А затем индексы разбились на две группы, которые стали отделяться друг от друга с линейной скоростью на графике с логарифмической шкалой, то есть с экспоненциальной скоростью на практике. Экономика с такими параметрами долго существовать не может, поскольку требует постоянных дополнительных ресурсов на покрытие разрыва.
Отметим, после 2000 года, когда, судя по всему, завершился позитивный эффект расширения рынков на территорию бывшего социалистического Содружества и произошел кризис на фондовых рынках, один из двух кластеров на графике снова разделился. По всей видимости, это связано с тем, что США начали нерыночную поддержку отдельных секторов экономики напрямую, минуя потребительский сектор.
Оценить масштаб такой поддержки довольно просто. Если взять ситуацию 1998 года, то разрыв, как мы видели, составлял как минимум 10% от ВВП США, то есть на тот период около $800 млрд в год. Если к этому добавить рост расходов государства, а также учесть все остальные эффекты, то нужно эту цифру умножить где-то на 1,5—2. Таким образом, месячный ресурс, вбрасываемый в американскую экономику, должен был составлять на этот период $1,3—1,6 трлн в год, или $110—140 млрд в месяц. Поскольку этот вброс происходит в США по долговому механизму, он должен быть ясно виден на графиках совокупного долга субъектов американской экономики, долгов домохозяйств и федерального правительства США (рис.10).
Мы видим, что порядок роста долговой нагрузки примерно соответствует указанным цифрам, полученным по данным межотраслевого баланса, при этом мы получили дополнительное доказательство структурного кризиса в США — темпы роста долга устойчиво превышают темпы роста американской экономики. Разумеется, при анализе картинки необходимо учитывать, что на первом этапе эффект снижения стоимости кредита оказывался более важным, чем рост совокупного долга.
С тех пор экономика США выросла как минимум в 1,5 раза, так что сегодня для поддержания системы в относительно стабильном состоянии необходимо примерно $200—250 млрд в месяц.

Механизмы развития кризиса 

Какие последствия могут быть от того, что как минимум 10% экономики страны существует лишь за счет эмиссии? В случае ее прекращения, целенаправленного или объективного, эта часть экономики должна прекратить свое существование. Но не только она, поскольку в рамках межотраслевого баланса эта часть перераспределяет избыточный ресурс в другие сектора, которые также должны в такой ситуации погибнуть. Оценить их масштаб можно, используя коэффициент, который меняется в зависимости от типа экономики, но для нашего случая его можно оценить примерно в 2,5. Таким образом, значительная часть американской экономики, не менее 25%, по оптимистическим оценкам, и порядка 35% — по пессимистическим, существует лишь постольку, поскольку наличествует эмиссионный по происхождению поток денег на ее поддержание.
За 30 лет существования этой системы резко выросли показатели доли финансовой экономики, причем масштаб финансовых пузырей и структурных диспропорций достиг таких масштабов, что экономика уже не могла их выдерживать. Выражается это во многих эффектах, например в том, что экономика, в частности рыночная ставка кредита, перестала в последнее время реагировать на изменения учетной ставки (рис. 4). Есть серьезные основания считать, что в американской экономике давно начался спад, называть который рецессией не совсем правильно, поскольку этот термин обычно используется для описания циклических процессов в экономике, а современная депрессия носит ярко выраженный структурный характер.
Но главным стало то, что резко начала расти инфляция, в том числе в потребительском секторе. Официальные цифры здесь не совсем показательны, поскольку США активно занижают инфляцию, и за счет манипуляций с базой, и за счет финансовых «инноваций» (гедонистические индексы), что хорошо видно на рис. 12. Реальные же ее цифры на конец года составят как минимум 15%.
Такая ситуация автоматически сокращает реальное потребление в США, как минимум на те же 15%, что соответствует 10-процентному падению ВВП (с учетом того, что примерно 70% ВВП США формируется за счет потребительского спроса). И такое падение будет продолжаться до тех пор, пока темпы эмиссии превышают темпы роста экономики, то есть как минимум до тех пор, пока не будет нивелирована «избыточная» часть американской экономики. При этом остановить эмиссию, которая и является причиной инфляции, также невозможно, поскольку это равносильно мгновенной гибели соответствующей части экономики.
Попытки бороться с инфляцией в стиле Пола Уолкера, то есть повышением учетной ставки, тоже обречены на катастрофу, так как в условиях перегретой финансовой части экономики и долгового кризиса это почти немедленно приведет к повторению сценария 1929 года. Отметим, кризис этот будет много сильнее, чем тогда, поскольку в середине ХХ века структурных перекосов в экономике США не было, а сейчас аналогичному по масштабу депрессионному падению (см. рис. 13) будет предшествовать быстрая гибель структурного «нароста», масштаб которого, повторим, составляет от 25% по оптимистическим до 35% по пессимистическим оценкам.
Изучение потребительского спроса позволяет дать независимую оценку падения ВВП США по итогам первой, острой части кризиса. Для этого необходимо оценить годовой рост совокупного долга домохозяйств (10% от $14 трлн, то есть около $1,5 трлн) и прибавить к ним ту часть падения спроса, которая произойдет из-за роста сбережений. Сегодня их уровень находится в районе 0, а среднеисторическое значение составляет порядка 10% (на самом деле в условиях кризиса этот показатель будет даже выше) — см. рис. 8, то есть еще как минимум $0,8—0,9 трлн в год (десятая часть 70% реального ВВП США, равного примерно $12 трлн). Таким образом, даже без учета падения реального спроса со стороны бюджетов всех уровней, которые тоже подвергаются инфляционному давлению, совокупное сокращение годового спроса должно составить самое малое $2,1—2,3 трлн, или примерно 15% ВВП США. Если применить к этой величине тот же самый мультипликатор 2,5, то получим цифру в масштабе верхней границы диапазона, определенного выше из расчета межотраслевого баланса. Поскольку при наших расчетах использовался баланс за 1998 год, то можно предположить, что этот рост вызван углублением структурного кризиса за 10 последних лет.
Мы умышленно не добавляли в оценку потенциального падения совокупного спроса эффекты, связанные с бюджетным потреблением, поскольку этим компенсировали ту часть потребительского спроса, которая идет на закупку импортных для США товаров. Впрочем, все эти уточнения влияют на окончательный результат довольно ограниченно.
Остановить этот кризис уже невозможно, так как падение спроса, либо инфляционное, либо ресурсное (отказ от эмиссии), будет продолжаться. При этом масштаб структурного падения составит как минимум 25% нынешнего ВВП США (это уже масштаб Великой депрессии), а за ним последует падение депрессионное, объем которого можно оценить по опыту России начала 90-х годов и США 30-х годов прошлого века, то есть 30—40% ВВП, правда, уже уменьшенного.
Как мы видим, основной проблемой американской экономики является наличие «избыточной» части, которая «наросла» за последние 30 лет за счет постоянного и все время увеличивающегося эмиссионного стимулирования потребительского спроса. Сегодня США не могут ни финансировать эту часть экономики, ни «закрыть» ее, поскольку она стала слишком велика. Теоретически подобную ситуацию надо бы признать и начать прямую антикризисную политику, но это совершенно невозможно по чисто политическим причинам, поскольку такой масштаб падения самой крупной экономики мира делает абсолютно невозможным для США сохранение не только роли единственного мирового лидера, но и продолжение существования мировой финансовой системы на базе доллара и американских банков. Не может он также не вызвать весьма и весьма серьезных последствий для всей мировой экономики (в том числе России), в частности падение мирового совокупного спроса составит по итогам острой стадии кризиса около 20%, однако эти последствия выходят за рамки темы настоящего доклада.

№45(600) от 01.12.2008

Михаил Хазин

КРИЗИС: СТАДИЯ ВТОРАЯ

Сегодня уже можно подвести некоторые результаты процесса начала острой стадии мирового экономического кризиса. Начать следует с уточнения формулировок, поскольку появилось множество неквалифицированных или умышленно искаженных оценок.

Семь лет назад Михаил Хазин вместе с Андреем Кобяковым и Олегом Григорьевым сформулировали теорию нынешнего экономического кризиса. Теория обладает редким качеством в экономической науке, поскольку не только описывает фундаментальные причины этого кризиса, но и является абсолютно операбельной, так как с детальной точностью показывает механику его развития. Что особенно заметно на фоне комментариев действующих лауреатов Нобелевских премий по экономике, которые единодушно, за исключением, может быть, Лео Стиглица, демонстрируют абсолютное непонимание того, что происходит в мировой экономике. Кстати, некоторые из них получили свои Нобелевские премии именно за то, что доказали: того, что происходит сейчас, не может быть никогда.

Главной причиной кризиса является проводимая в США на протяжении более четверти века политика искусственного, за счет эмиссии, стимулирования совокупного спроса, прежде всего спроса домохозяйств. Дело в том, что в рамках нормального развития экономики домохозяйства не могут потреблять существенно больше, чем их реально располагаемые доходы, складывающиеся из заработной платы и доходов от ранее сделанных накоплений. Отметим, снизить это потребление они могут — за счет роста накоплений. Но если вы начнете давать им кредиты, то они на какое-то время могут поднять уровень своих расходов до тех пор, пока новые кредиты превышают выплаты по накопленным долгам. После чего, естественно, значительная часть текущих поступлений будет направляться домохозяйствами на погашение долгов, то есть уровень потребления сократится относительно потенциальных средних значений. Иными словами, кредитное стимулирование спроса — это проедание будущего потребления. 

Когда в конце 70-х годов модель придумывалась, цель у нее была не долгосрочная, а среднесрочная — выжить и, по возможности, победить мировую систему социализма. В начале 90-х годов за счет ресурсов с разграбляемой территории бывшего социалистического лагеря можно было погасить старые долги и начать жизнь с чистого листа, но власть в США (и в мировой финансовой элите) уже принадлежала тем, кто распределял эти эмиссионные потоки, и прекращать такое приятное занятие они совершенно не собирались. Как следствие — неминуемо должна была прийти расплата. Она и пришла.
Нынешний кризис — это кризис действующей модели современного капиталистического общества. Однако с тех пор, как нами был сделан прогноз о его неизбежности (публично — весной 2000 года, в рамках экспертных обсуждений — летом 1997 года), произошло несколько значимых экономических кризисов. Они были связаны с несовершенством модели, но все-таки это были кризисы в рамках самой модели, то есть не ставили ее под угрозу. Хотя не исключено, что если бы не радикальное изменение системы управления, которое произвели США, воспользовавшись событиями 11 сентября 2001 года, этот кризис, то есть начало разрушения самой модели, мог начаться и раньше.
Ключевым фактором «запуска» кризиса, как это понятно из его теории, должно было стать начало падения совокупного спроса домохозяйств. Произойти это могло либо за счет обвала крупного финансового пузыря, типа пузыря недвижимости, либо за счет роста потребительской инфляции в рамках более или менее спокойного развития событий. С точки зрения экономической это один и тот же механизм: «просачивания» инфляционных процессов, формой которого являются пузыри, с финансовых рынков на потребительский.
Начало этому процессу было положено в августе 2007 года, когда США начали реструктуризацию своей финансовой системы с целью недопущения обвала рынка недвижимости. Операция была проведена, не побоюсь этого слова, гениально, темпы спада отрасли на протяжении более года не превышали 2—3% в месяц, но механизмы «кластеризации» рынков, которые обеспечивали концентрацию инфляционных процессов именно в финансовом секторе, начали давать сбой. И с начала текущего года пошли активные процессы роста цен в производственном, а затем и потребительском секторе американской экономики.
Собственно «прорыв» произошел в сентябре текущего года. Планы министра финансов США Полсона по поддержке республиканского кандидата включали в себя снижение мировых цен на нефть (которые до того росли в рамках вливания в рынок эмиссионных денег) и повышение курса доллара. Но, привыкнув за многие годы работать на рынке с избытком капитала и денег, он не учел, что используемые им для достижения цели инструменты дают их локальный недостаток. Как следствие — в сентябре в США начался достаточно острый для них кризис ликвидности, который резко обострил все финансово-экономические проблемы. И началась острая стадия кризиса.
Поскольку общее падение совокупного спроса (и домохозяйств, и государства) должно составить порядка 35% от существующего до достижения равновесного в долгосрочном периоде значения, главный вопрос — как долго этот процесс будет продолжаться. Теоретически его можно завершить за несколько месяцев, для этого достаточно остановить эмиссию, однако по чисто политическим причинам такое невозможно. Колоссальный вброс денег в американскую экономику, и осуществленный, и только планирующийся, показывает, что такой сценарий совершенно исключен. А значит, спад будет максимально купироваться за счет эмиссионной поддержки и продлится, как это было в 30-е годы, два-три года.
Отметим, если еще летом были надежды на быстрый выход из кризиса, то сегодня они практически исчезли. По неофициальным данным, люди из окружения избранного президента США отдают себе отчет в масштабах спада и, соответственно, серьезно перестраивают свои планы. Это хорошо видно по назначениям, которые сделал Обама, и по итогам нескольких международных форумов, к обсуждению которых мы сейчас и перейдем.
Начнем с саммита G20 в Вашингтоне, состоявшегося 15 ноября. С точки зрения медицинской это был консилиум у постели больной мировой экономики, поэтому удивительно выглядит меморандум по его итогам. Дело в том, что там вообще нет диагноза. Есть констатация: «больному было выдано 1,5 килограмма лекарств». Есть предложения по лечению: «выдать еще 3 килограмма». А вот почему нужны именно эти лекарства, почему от них станет лучше, а не хуже, — не сказано. И это говорит больше, чем любой официальный диагноз. Мировая политическая элита масштаб кризиса уже понимает, и понимает, что говорить о нем вслух нельзя. С другой стороны, «впаривать» народам своих стран монетаристские «мульки» тоже поздно — события развиваются слишком быстро, не успеешь провести грамотную пиар-кампанию, как уже нужно менять ориентиры. Затратно и неэффективно. А то получится, как у нас: сначала министр экономического развития говорит, что механизм развития исчерпан, а потом премьер подписывает план, на этом механизме основанный. Ну у нас-то никто ничего не слушает и не читает, а у них пока не так.
Спад не остановить. Значит, его нужно возглавить, то есть, воспользовавшись имеющимися в руках инструментами, ресурсом государства, спасать своих! И именно исходя из этой логики, Обама не назначает интеллектуалов и экономических гениев, которые предсказывали развитие событий за несколько лет и которые в состоянии разработать какие-то планы выхода из кризиса. Нет, он назначает старых, «добрых» коррупционеров из администрации Клинтона, у которых одна-единственная задача — спасать своих друзей, чтобы они пережили кризис.
С точки зрения внешней политики есть только одна задача, которую нужно решить, — не допустить распада мира на «кластеры», чтобы доллар по-прежнему можно было использовать как пылесос, выкачивающий из мира ресурсы на поддержание спроса в США. Именно эту задачу ставил как наиважнейшую действующий американский президент Буш перед саммитом, и он ее решил. По крайней мере на год. Именно эту идею, о недопустимости протекционистских мер, он двигал в Лиме на саммите АТЭС и будет двигать и дальше. Собственно, вокруг этой простой мысли крутились все саммиты и встречи, которые проходили последние два месяца.
А рецепты выхода из кризиса (из мирового кризиса, разумеется, в России кризис свой, его механизмы к западным вообще никакого отношения не имеют) никто искать в ближайшие годы не будет. Дело в том, что мобилизация государственных ресурсов, использование бюджетных механизмов ограниченны. Они могут дать 2—3%, ну максимум, за счет резкой интенсификации и на короткий срок, 4—5% роста спроса в год. На фоне падения в 12—15% это почти незаметно, к тому же диспропорции от этого никуда не деваются, и поддержка государства только увеличивает сроки спада.
В заключение отметим, что хотя руководители США для себя, скорее всего, масштаб будущего кризиса уже признали, в мире такого ощущения еще нет. И хотя двухлетний период для выхода из кризиса, озвученный на саммите АТЭС в Лиме, является скорее «хотелкой», нежели рассчитанным по какой-то, пусть и неправильной, модели результатом, тем не менее даже он представляется общественности, в том числе бизнес-общественности, излишне пессимистичным. То есть опыт двух месяцев кризиса оказался недостаточным для того, чтобы понимание о происходящем всерьез и надолго прочно вошло в умы даже продвинутых граждан.
Мне кажется, это понимание придет весной, но нужно отметить одно важное обстоятельство. Такая «инертность» в понимании текущих событий означает, в частности, что либерально-монетарная модель действительности, не имеющая в последние десятилетия серьезных конкурентов, настолько прочно пустила корни в головах людей, что они воспринимают текущие события только через ее призму. А модель эта не только «пропустила» начинающийся кризис, но и, в общем, совершенно неадекватно его описывает. А значит, колоссальное количество управленческих проблем, как на государственном, так и на корпоративном уровне, будет возникать не по объективным, а чисто субъективным причинам. Поэтому главный совет по итогам первых месяцев кризиса: научитесь получать, обрабатывать, анализировать экономическую информацию адекватно сложившимся реалиям, а не абстрактным иллюзиям. И не исключено, что в этом случае именно кризис станет вашим личным ключом к успеху!

Источник: http://www.profile.ru/